Как суметь признаться в том, что слова бедны? Индия с первых мгновений обрушивает шквал запахов, перехваченных взглядов местного населения, обезоруживающих видов, сухо покашливающих фраз на хинди, спорных ситуаций…

В день отъезда волновалась: вроде уходящий год натаскал меня в одиночных путешествиях, но одной ехать в Азию — совсем не то, что томно флиртовать с официантом в итальянском ресторане или совершать утренние пробежки по Люксембургскому саду. «Это ты сейчас волнуешься, а на месте уже будешь спокойна», — приободрил Андрей.
И правда: как только путешествие начинается, я больше не чувствую себя растерянной. Словно кто-то или что-то все время подсказывает дорогу, решения, людей, создает интересные повороты событий и отводит едва намечающиеся неприятности. А я, как пассажир в лодке, только наблюдаю завораживающий диалог воды и неба, но конкретного маршрута не знаю: меня везут — вот и плыву. Или, возможно, это собралось по молекулам и окрепло во мне какое-то качество внутреннего спокойствия, расслабленности, прозрачности и одновременно упругости, способности войти в ситуацию или выскочить из нее в наилучший момент.

Вот и мой первый день в Индии такой. Я ожидала, как приступа, культурного шока, паники, растерянности, отвращения — моей типичной азиатской прелюдии… До последней минуты лежала под боком у Андрея и думала: ну, зачем было снова ввязываться в эту Индию?.. Время протекало между нами, и как бы крепко мы друг в друга ни вжимались, но собранный рюкзак уже стоял в прихожей и такси было на подходе.
— Я горжусь тобой, — проговорил Андрей в дверях, глядя, как бодро я управляюсь со своей скромной десятикилограммовой поклажей. — Смелая. Но вообще, конечно, горная коза! Все бродишь где-то, бегаешь, лазаешь! Дома не сидится! И надо с этим…
«Прекращать??» — с ужасом додумала я возможное окончание подобной фразы.
— …жить. Мне надо с этим жить…
— У тебя отлично получается. — я на выдохе уткнулась в него, одновременно ощущая, как плечи и спина уже слились с рюкзаком.

Через 12 часов — путь от гхата к гхату, по ступенькам, сползающим к Ганге. Воздух был жемчужным и зыбким от солнца, уже уставшего к раннему вечеру, от речных бликов, от вечных костров и силуэтов множества людей.
На белую женщину в Индии смотрят постоянно, но я как будто перестала быть заметной. Еще с делийского аэропорта — в одежде, максимально приближенной к национальной, с точкой бинди на лбу и браслетами на ногах. Я ехала сюда со своими внутренними задачами, поэтому сейчас сама текла сквозь все оклики и взгляды, ни за что не цепляясь, ничего не отталкивая. Индийский юноша Сунил возник рядом со мной у гхата, на котором происходили массовые кремации. Он начал очень ненавязчиво, без всякого «хэлперства», рассказывать про церемонию, потом провел меня несколькими страшными улочками к полузаброшенному зданию, поднявшись по лестнице которого, мы оказались на отличной смотровой площадке прямо над кострами. Прикидывая планы на свой первый день здесь, я подумала, что не стоит торопиться с этим зрелищем, чтобы мягко войти в индийское пространство, такое близкое и все же поначалу оглушающее, ослепляющее… Но вот — тела горели всего в нескольких метрах, а я спокойно дышала этим воздухом вместе со всеми жителями Варанаси, хоть в горле и першило с непривычки («Хорошее место для медитации, правда? Столько душ освобождаются, и все они летают вокруг тебя!»). Мы спустились вниз. На узких ступеньках стояла большая коза, а рядом на кривеньких ножках покачивался ее совсем еще крошечный дитеныш.

Всегда одно и то же: вдохну этот воздух, посмотрю на небо — никакого острого прилива, нет-нет, просто мощный толчок изнутри, властный и необъяснимый. Словно какая-то моя собственная, не дающая забыть о себе часть… Я попрощалась со своим проводником (который так ни разу и не упомянул про деньги за все полчаса нашей прогулки) и пошла обратно в гест-хаус. На сегодня мыслечувств было достаточно.

…Рождение маленького неуклюжего зверька и смерть пожилого человека, любовь, которую не выбираешь, — она выбирает тебя, карма, принятие того, что дает день, это новое ощущение прозрачности и сметающая любые защитные конструкции яркость окружающего пространства — все это было Одним и Тем же. И на фоне этого Одного все мои попытки описать силу того, что здесь происходит, — крошечные капли в океане…