Я узнала их сразу.

Мама стояла у ворот и махала нам рукой. По мере того, как машина подъезжала все ближе к дому, я вспоминала ее улыбку, морщинки в уголках глаз, ее интонации, взгляд, ее пластику, и понимала, что знаю их давным-давно. Есть вещи, которые западают в память помимо нашего желания и выныривают помимо волевых усилий. Теперь я стояла за спиной своего мужчины и ждала, пока она его обнимет. Сердце нежно ныло — что-то давно утерянное поднималось из глубины вод. Это было необъяснимо, горячо и очень странно.

На крыльцо вышел отец. Неуверенно протянул мне руку, но меня легко качнуло вперед, и он сразу же раскрыл объятия. Внутри дрогнула какая-то чуткая, тонкая струнка, так, что захотелось плакать. А надо было бы, конечно, вести себя сдержано. Ведь то, что я узнала их, не означает автоматически, что и они узнали меня…

Мы прошли в дом, большой, уютный, отделанный деревом. В нашей спальне на втором этаже были мансардные окна, балкончик, чудесная супружеская кровать и место для йога-коврика. В холодильнике лежали овощи мне на салат, в вазе на столе — фрукты. Вечером я мыла посуду — не было ничего естественнее, чем помочь маме убраться после душевного семейного ужина. А потом, когда мужчины уже разошлись по своим делам — к газете, к компьютеру, — мы пили чай вдвоем и в озерной глади нашего разговора отражались годы, разные опыты женской жизни, прозрения и выводы, наши любимые люди, работа и увлечения…

Дни плыли друг за другом: мы приехали на пять, а потом решили остаться в два раза дольше. Ранним утром я встречалась с папой на кухне, мы пили кофе и обсуждали сводки новостей. Потом я пересаживалась с книжкой на диван и только время от времени поглядывала, как он намазывает масло на хлеб, перелистывает газету. Тихо улыбалась в такт шелесту, наклоняла голову. Нежность хрупка и беззащитна, когда на нее будто не имеешь права и у нее нет никакой логической аргументации… Я ведь даже не могу ответить на вопрос: почему эти люди мне так дороги?

Позже выходила мама, открывала передо мной коробку с зеленым чаем: «Выбирай, что будем пить». Чайник закипал по новому кругу, мой завтрак продолжался бесконечно, и никакое другое утреннее занятие я не предпочла бы этому общению, словесному и невербальному… Я старалась быть осторожной, не чрезмерной, а как будто бы просто вежливой, внимательной и заботливой. Но внутри себя знала, как по-особенному улыбаюсь родителям, смотрю на них и наливаю чай. Это и было то самое состояние, то качество энергии, которое называется любовью и согревает, наполняет пространство вокруг.

Потом приехала сестра. Мне все время хотелось взять ее за руку, но вместо этого, чтобы не перебарщивать, я просто внимательно смотрела на нее и слушала ее истории обо всем на свете. В один из дней мы поехали вдвоем в город, у обеих были свои планы.

— Где ты выходишь?

— Вот здесь. Хочу до кинотеатра пройтись.

— А давай я с тобой прогуляюсь? Мне к косметологу, это почти по дороге.

— Давай… У меня еще есть время, я могу проводить тебя к нему.

— Ой, ну вот, он сегодня не принимает… А можно с тобой в кино?

— Ну, конечно! Даже кофе перед сеансом успеем выпить…

— …и еще погулять после фильма…

В пустом кинотеатре мы никак не могли наболтаться: обсуждали наряды героинь, психологическую подоплеку действий героев, возможное развитие событий… Я улыбалась будто бы шуткам из фильма, а сама думала, глядя на нее: те же знакомые веснушки, те же глаза, а совсем другое ощущение близости и родства, взаимопонимания и взаимочувствования… Может, потому что контакт от женщины к женщине все равно иной, нежели от женщины даже к самому близкому для нее мужчине?

Сестра подарила мне подвеску, она отливала цветом морской волны, я подумала: как хорошо, теперь у меня есть вот такая ощутимая связь со всеми вами… Надела и больше не снимала.

Слова «мама» и «папа» липли к языку, я шифровала, шлифовала, прятала их. Не сразу же, не сразу…а может, и никогда. Ведь они не обязаны чувствовать ко мне то, что я чувствую к ним… И хотя любовью нельзя оскорбить, ее слишком яркие проявления могут смутить людей. Мне не хотелось доставлять им никакого беспокойства.

Все вместе мы ездили гулять по берегу Волги, запомнилось тепло дня, улыбки, много хороших слов и нежности друг к другу. Печаль серой воды и почему-то стихотворение Веры Павловой:

Смысл жизни младше жизни
лет на тридцать — тридцать пять.
Полагается полжизни
ничего не понимать.
А потом понять так много
за каких-нибудь полдня,
что понадобится Богу
вечность — выслушать меня.

В одну из ночей я проснулась от ужасной мысли: но это же не моя семья? Внутри мгновенно все запротестовало, брызнуло нежданными слезами, я инстинктивно схватилась за кулон: «Моя! Моя! Я ведь их знаю, всегда их знала, просто забыла…». Большинству людей нужно много времени, чтобы вспомнить друг друга через жизни насквозь, но иногда это происходит сразу: приливает горячая волна узнавания и оставляет следы в тебе, словно смыв прежние берега. После этого, без пауз, начинаешь видеть и принимать все, что есть. Манеру человека смотреть и смеяться, морщинки и форму рук, смешные и особенные интонации…

А потом нам пора было уезжать. У мамы глаза с самого раннего утра были на мокром месте, а папа на пороге обнял меня так крепко, что я пару секунд не могла вдохнуть. Как десять дней назад, стояла и ждала, пока они обнимут Андрея. Ощупывала эту образовавшуюся связь внутри себя, как что-то новое и совершенно неожиданное по силе и глубине. Теперь я была богаче на любовь к еще нескольким людям.

Мы сели в машину, Андрей сказал: «Ну вот, я знал, что тебе понравятся мои родные». Я молча кивнула. Накрапывающий дождь постепенно скрывал большой уютный дом, но окидывать его прощальным взглядом не было нужды — он и его обитатели уже находились в моем сердце. Для них там всегда было место. Просто раньше я этого не помнила.